Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )


 Афиша
  » Участники   » Помощь   » Поиск   » Правила
> Lorelei "Страна ночных кошмаров", Не бойтесь, это всего лишь сон. Или нет?...
Group Icon Ekaterina (Lorelei)
сообщение 13 Октябрь 2012, 00:22
Сообщение #1


неофит
Группа: готы
Сообщений: 3
На портале:
0д 17ч 42м 23с

Моя галерея
Мой профиль



Выставляю на обсуждение несколько рассказов собственного сочинения.


Красная Луна

Она пришла тихо. Поднялась откуда-то из темных сырых подвалов вслед за изголодавшимися крысами. Она поднялась и расплылась по городу, словно утренний туман. Она пропитала собой воздух, воду и пищу. Незаметно ни для кого набрав силу, опустилась она на город, накрыв его своей тенью. Везде, где простерла она свои черные крылья, она несла тлен и смерть. Спрятаться было негде. Когда она касалась чьей-либо кожи, она мгновенно проникала внутрь, вызывая агонию. Пощада ее - сгореть за несколько часов. Несчастные, не удостоившиеся такой милости, страдали несколько недель. Но исход всегда был один. Первые несколько недель после ее прихода тела, потерявшие души, хоронились по всем правилам, с пышными скорбные процессиями. Потом на эти церемонии не хватало ни времени, ни сил, а иногда и скорбящих. Охладевшие трупы, изуродованные болезнью, сжигались. Город охватили пожары не только горящих тел и зараженных домов, но и разума. Паника расползлась по городу, сковав его и вынуждая еще здоровых бежать прочь. Мало кому удалось-таки сбежать от судьбы. Уже зараженные же либо ждали смерти, либо обрывали свою жизнь по собственной воле. Бороться смысла не было. Чума охватила город и ближайшие деревеньки. Она витала в воздухе, растворилась в воде, рассыпалась прахом над пищей.
Именно то время выбрал я для очередного пробуждения. То было одно из сложнейших моих пробуждений. Неспокойно было даже на кладбище. Напуганные и потерявшие здравое мышление люди вскапывали и жгли могилы одну за одной. Мне пришлось еще сонным перебраться загород и приходить в себя в брошенном деревенском домишке. Благо, хозяева не удосужились, убегая от смерти, закрыть дверь. От слишком большого количества воздуха, мясо на кости нарастало медленно и болезненно. А опасение быть обнаруженным выматывало душу. Но вот я так сказать материализовался и набрался сил. Первая же прогулка принесла мне большую удачу. Я нашел милый, еще уцелевший, но уже опустевший особнячок. В нем было семь пыльных, забрызганных кровью предыдущих хозяев, комнат. Пришлось потратить неделю с ведром и тряпкой в руках на отмывание, оттирание и очищение всех комнат, ванных и кухни. Последнюю я чистил уже не так уж тщательно. Хорошо поработал только над столовым серебром. Не успокоился, пока оно не засияло смутно-лунным блеском.
Но был у этого безумия в городе и огромный плюс. Костры, не стихавшие ни на минуту, заволокли небо толстым облаком серого дыма. Солнце не пробивалось сквозь него, что позволило мне слиться с жизнью города абсолютно. Я даже завел несколько знакомых. То была милая девушка Элиза и ее не менее милый жених Артур. А так же дама, средних лет и молодой души, и весьма нудный старик, чьи советы было лично для меня слушать забавно. Дама держала магазинчик "Элегантные мелочи", где я приобрел кое-какую одежду, перчатки и цилиндр. И одинокий старик. Она была любезна и не показала недовольства моими капризами. Молодую пару встретил я в парке. Они так заинтересовали меня своей трепетной заботой друг о друге, что я не удержался и заговорил с ними. А старик сам пришел ко мне познакомится. Он не так давно работал на экс-хозяина моего особняка. И, увидев свет в окнах, пришел узнать, в чем дело. На его расспросы пришлось довольно долго отвечать. Но это меня не раздражало. Я был один, и, признаться, скучал. Как сие ни парадоксально, всех их смерть обошла стороной. И лишь девушка была напугана. Хотя и старалась этого не показывать. А старик же в безумном экстазе искал смерти. Он обошел все чумные дворы и закоулки, но болезнь будто не замечала его. Было в этом желании что-то забавное. Особенно для меня, уже познавшего ее. Она не дает ни облегчения, ни успокоения, лишь переносит тебя на другой круг жизни, где всё повторяется, снова и снова.

* * *

О всех о них я расскажу по порядку, не спеша, и так подробно, на сколько смогу. Начну, пожалуй, с дамы средних лет. Наружность у нее была не самая заурядная, но и не самая выдающаяся. Худышкой она не была. Хотя и толстушкой ее не назовешь. Фигура ее представляла собой типичную изнеженную полноту. К тяжелому изнурительному труду она была не приучена. Ее мать была владелицей "Элегантных мелочей", ее бабушка и прабабушка, и прапрабабушка. Но на всех них лежало некое подобие проклятие: их мужья умирали, едва успев дать жизнь дочери. И кстати, по ее словам, уже поколений семь рождались только девочки.
Эта дама имела пристрастие к зеленому. Ее костюмами были представлены все его оттенки, от бледного пастельного до кричаще- равянистого. Но это не делало ее безвкусной. Наоборот она была образцом элегантности. Иногда мне казалось, что ее наряд - творение Парижских Кутюрье, а выяснялось, что это было ее собственная работа. Шитье было ее хобби. Однажды она сшила мне чудесное жабо. Оно все еще со мной, хотя сейчас мне и некуда его надеть. Слушать ее было весьма приятно. Но едва ли в этом была заслуга ее остроумия. Все дело было в ее голосе. Он разливался по комнате, окутывая слушателей бархатным одеялом, не оставляя ни малейшей возможности отвлечься от ее слов. А поболтать она любила. И темы ее бесед перетекали одна в другую и возвращались к первоначальной с непринужденной легкостью. Уследить за ними было бы сложно, если бы я попытался. Но я не пытался. Я лишь слушал ее голос. А слова ее были для меня не слишком важны. За свои жизни я наслушался достаточно слов, и теперь мне хотелось отдохнуть от них. Поэтому я больше вслушивался в мелодии, чем в их смысл.
Впервые я попал в "Элегантные мелочи", когда только-только начал осваиваться в городе. У меня был только один костюм, найденный в особняке, и он был ужасно мне велик. Я зашел в этот магазинчик и был поражен обилием опять-таки зеленого цвета в интерьере. Все, начиная от ковра и заканчивая кистями на занавесках, все было приятного оливкового цвета. Хозяйка, облаченная в густо-зеленное платье грубой ткани и весьма элегантного пошива, подошла ко мне и заговорила своим бархатным голосом
- Вижу, вам нужен новый костюм. А то все эти волнения, похоже, сильно утомили Вас. - Пропела она улыбаясь. Я не стал вдаваться в подробности и разъяснять, почему костюм висит на мне, как мешок. Я лишь опустил глаза и смущенно улыбнулся ей в ответ.
Она была очень любезна и с достоинством выдержала все мои капризы. (Мне еще при первой жизни было сложно угодить). Она подобрала для меня элегантный, но в тоже время простой и удобный костюм темного синего цвета, черные шелковые перчатки (она предлагала мне модные тогда белые, но после одного случая в Италии, белое я категорически не приемлю) и черный шелковый же цилиндр. Из меня, старого как мир, вышел довольно приятного вида опрятный мужчина неполных двадцати семи лет. Проблема возникла с моими лохмами. Она долго уговаривала меня подстричь их и завить "как того требует матушка-мода". Но я отпирался как мог. Сказал, что с большим трепетом отношусь к волосам, и новомодные штучки меня не интересуют. Не мог же я ей сказать, что стричь мертвоотрошенные волосы смысла нет, они тут же вернутся в прежнее состояние. Да и риск быть заподозренным из-за такой мелочи меня не привлекал. В итоге она сдалась и просто расчесала мои космы. После этого она напоила меня чаем с тмином и патакой и рассказала о себе. Ее звали Рут. И было ей "немного за тридцать". У нее был муж Игор. Его забрала чума. Рут как-то странно к этому отнеслась: она будто заранее знала, что произойдет, и ожидала этого. Она приняла свою судьбу спокойно, сдержанно, без особой скорби.
Я вышел из магазина в приподнятом настроении, довольный новым знакомством. Уже несколько жизней подряд я не заводил друзей. А когда я последний раз разговаривал с человеком, уже и не помнил. Рут показалась мне достаточно интересной, чтобы поддержать с ней контакт. Она была обходительна со мной, и я счел возможным пригласить ее к себе на чашечку ее "любимого, приятно-горьковатого" чая с тмином (она как раз подарила мне коробочку такого).
Путь домой в целом я проделал без особого интереса в окружающем. Только когда меня грубо оттолкнули с мощеной дороги на грязную обочину, я поднял голову и вернулся из своих мыслей в реальность. Путь мне преградила толпа религиозных фанатиков во главе со священником. С воплями и улюлюканьем они тащили куда-то темноволосую девушку. Она кричала и извивалась. А священник поливал ее святой водой. Мокрая и почти нагая, срываясь на визг, она кричала только одну фразу "сгорите со мной". Увидев меня, она замолкла и как-то странно на меня взглянула. Секунда затишья ослабила хватку державших ее мужчин, и она вырвалась. Всклокоченная и избитая она подбежала ко мне. В ее глазах я увидел странное выражение сумасшедшего счастья.
- Не может быть. Не может быть! - шептала она, вцепившись в мой пиджак. Не знаю, что двигало мной в тот момент, но я преградил путь толпе уже подоспевших фанатиков. Ее требовали выдать, или у меня будут неприятности. Угрозы всегда вызывали во мне приступы ответной ярости. А после первой смерти я в десятки раз сильнее себя при первой жизни. Я стал неуправляем в гневе и постепенно превратился в то, чем я являюсь.
- Проваливай и дай нам вершить правосудие! - скомандовал священник. Это стало последней каплей. Я мгновенно стянул с себя пиджак и рубашку (не хотелось портить только-только купленный костюм) и протянул их девушке. Я расправил крылья с наслаждением. Они затекли, и было приятно их размять. Видели бы вы лица толпы! Они были полны ужаса и удивления. Кто-то из них прошептал "ангел". О, как он был не прав! Я приказал им убираться прочь и оставить в покое бедную девушку. Честно говоря, этого было бы достаточно. Но я разошелся не на шутку. Я взмыл в воздух. Ветер приятно хлестал по лицу, приветствуя старого друга. Я развернулся и рванул вниз, теряя не только высоту, но и человеческий облик. Я врезался в толпу, обрушив свое буйство со священника. Пока его соратники разбегались, я сел, подобно огромной птице ему на плечи и прошептал на ухо "молись". Он закричал и зачем-то схватил меня за ногу. Наверное, он хотел сбросить меня, но не успел даже попытаться. Я рвал его плоть на куски под его визг, напоминавший поросенка. В своем неистовом гневе я не оставил ни одного куска, по которому можно было ты точно сказать, что это было человеческое тело. Покончив со священником, я обернулся к девушке. Она, бледная как мел, стояла неподвижно, прижав мою одежду к груди, и смотрела на меня выпученными, напуганными глазами. Я немного успокоился и вернулся в человеческий облик. Вытер лицо, тело и брюки куском рясы и подошел к ней. Казалось, что стоит мне ее коснуться, и она умрет на месте от страха. Едва я забрал рубашку и пиджак, как она испарилась в лесу. Оделся я и продолжил путь в одиночестве. Я подумал лишь, что она, как и все до нее, не способна отбросить предрассудки о добре и зле, и пошел дальше. Больше я о ней не вспоминал. Но, признаться, я был рад возможности позабавиться.
Вернувшись в особняк, я упал на кровать и погрузился в сумрачную дремоту часа на три.

* * *
Вернул меня к реальности настойчивый стук во входную дверь. Я подошел к окну. У дверей стоял старик вполне крепкий на вид. Остатки его абсолютно седой шевелюры выбивались из-под ветровой шляпы. Его изношенный сюртук давно выцвел и потерял конкретную форму. Лицо его было серым. Он мялся у дверей, не решаясь войти. Шаркал грязными ботинками со сбитыми носами по ступеням особняка. Я открыл окно. Ворвавшийся ветер растрепал мои белые лохмы, измазанные еще кровью священника. Я был в рубахе предыдущего хозяина особняка. Это на секунду сбило бедного старика с толку. На его лице мелькнула радость, мгновенно сменившаяся горьким удивлением.
- А где же... Как же так... что же вы... - собирался он с мыслями, прежде чем сформулировал - Где же Чарльз?
- Чарльз?
- Хозяин мой - простонал старик.
- Оу. Чарльз... Он ведь?...
- Мертв - и на глаза старика навернулись слезы. - А вы кто?!
- Я? я... Я его дальний родственник по материнской линии...
- Фредерик? Здравствуй. Я не узнал тебя. Как ты осунулся. Ты не болен? Как там Маргарет? Как Вивик, как мой милый малыш? Они наверно и не вспоминает про старого Тома. Конечно, кому может быть интересен старый дворецкий. Тем более, когда его хозяин мертв. Ну как тебе у нас? Тебя не тронула чума? Ой, закрой окно. Ветер-то мертвецкий дует. - Его голос звенел в моих ушах. Но этот человек решил для меня мою основную трудность - он придумал мне имя. Каждый раз я попадал впросак: то имя мне не нравится, то занято реальным человеком, обвиняющим меня в самозванстве. А тут... Фредерик, конечно, не самое редкое имя, но довольно милое. К тому же спорить со стариком нет смысла. А может быть и опасно.
Итак, я получил имя и был принят этим стариком весьма радушно. Он поднялся ко мне и, видимо по старой привычке, принес мне кофе и булочку. Я ужинал, а он расспрашивал меня. Этот разговор растянулся до глубокой ночи. Но я остался немногословен. И не по своей воле. Он спрашивал и спрашивал, но его вопросы уже содержали ответ. Мне достаточно было только кивать и поддакивать. Звали этого старика Гарри. Он служил дворецким при семье предыдущего хозяина и был ему безгранично предан, даже как-то по-отечески любил его. Ему было уже далеко за семьдесят. Глаза давно выцвели и потухли. Смерть его хозяина сломила его, и он потерял рассудок. Он пытался проследовать за хозяином. Причем был уверен, что только такая же смерть, как и хозяйская, позволит ему снова по утрам приносить кофе и булочку. Он пытался заболеть изо всех сил. Все, абсолютно все, чумные дома в городе он обошел уже давно. Даже стал помощником лекаря, лишь бы быть ближе к чуме. Но она будто не замечала его. А он ругал и ее, и небо за такую опеку над ним. Снова и снова с азартом страстного картежника бросался он в дома, где буйствовала чума. Но все его попытки были безуспешны.
Ближе к утру он, наконец, утомился и ушел спать. Я же решил принять ванну. Теплая ванна сняла усталость и предала сил. Подойдя к зеркалу, чтобы причесаться, в первую секунду я удивился. Я, оказалось, и не знал, как выглядело мое новое тело. В "Элегантных мелочах" я, конечно, видел себя в зеркале, но не разглядывал. Тогда мне важнее был костюм. Но теперь я уставился в отражение. Как же я был мил. Любая дамочка, если бы не страх чумы, была бы рада дать бал, лишь бы я был там. Я оказался в теле высокого, но весьма элегантно сложенного молодого человека. Смерть настигла его лет в двадцать семь. Лицо было бледным, с аккуратными чертами лица. Его обрамляли золотистые локоны, спадавшие до самой груди. Очень не модной тогда длины, за что и пришлось поспорить с Рут. Единственное, что могло вызвать подозрения, мои глаза. Сквозь голубизну глаз прежнего хозяина тела просвечивало пламя, сожравшее мою душу и превратившего меня в того монстра, коим я являюсь сейчас. Помню, как первый раз увидел себя в настоящем своем облике. Не помню, что впервые вывело меня из равновесия, но тогда я совершил страшное. Тогда, по незнанию, я умудрился жениться и даже завести малыша. Меня взбесила какая-то мелочь, и мое внутреннее я вырвалось наружу. Я разорвал жену, ребенка и слуг. Их кровь залила все: полы, стены, даже потолок был забрызган. Когда разум немного вернулся ко мне, я увидел себя в зеркале. И ужаснулся. Несколько секунд я пытался убедить себя, что это не мое отражение. Но это был я. Огромные белые крылья, забрызганные кровью, торчали из-за спины, закрывая собой половину комнаты. Они были покрыты перьями, как у птицы. Но гораздо крепче. Тело было покрыто змеиной чешуей. Она блестела в ночном сумраке мрачным зеленоватым блеском. Глаза горели страшным ярко-синим огнем. Лицо потеряла человеческие черты: миндалевидные глаза с узкими красными зрачками, плоский нос с прорезями вместо ноздрей, рот, лишенный губ, полный острых зубов, - отталкивал с первого взгляда. Тогда это повергло меня в ужас. Несколько дней потом я не хотел показываться кому-либо на глаза даже в человеческом облике. Когда я пришел в себя я даже не попытался скрыть свое преступление. Я сам сдался на суд народа. И когда меня четвертовали, я принял это как наказание за содеянное. Я искренне раскаивался. Надеялся, что искуплю уничтожением себя, искуплю уничтожение мной близких мне людей. Как я был смешен в своем порыве самоуничижения. Но тогда я не знал, что я только лишь на время потеряю тело. Дольше, чем тогда, не оставался я в аморфном состоянии. Угрызения совести, оказывается, существенно осложняют процесс вселения в новое тело.
Ночь прошла за разговором. А новый день уже заявлял о своих правах неясным, серым от дыма свечением на востоке. Я никогда бы и не подумал, что мне может настолько надоесть это мелькание. День-ночь-день-ночь. И так из года в год, время шло, но ничего не менялось: новый рассвет я встречал в одиночестве и неудовольствие жизнью. Гарри принес мне завтрак и расспросил о планах на день. Ему натерпелось показать мне имения покойного хозяина. Но мне пришлось отказаться. Несмотря на малую потребность во сне, мне все же требовалось восстановить силы после последнего, как я это называю, фатального шоу. Я проспал добрую половину следующего дня, а когда открыл глаза, сумерки уже начали спускаться на город. Он потерял все краски, кроме ярко-рыжего зарева костров. Пытаясь укрыться от их жара, я направился в парк. Бродячий цирк, некогда там разбитый, опустел. Некому в нем было ни веселить, ни веселиться. Его мрачный, заброшенный вид навевал тоску. Казалось, что он просил каждого прохожего зайти и снова зажечь в нем огонек беспричинной радости. Но никто не заходил Его выцветший шатер, реквизит, поблеклый, разбитый и разворованный, явились отражением всего города, который в этот предвечерний час так же побледнел и посерел. Брошенный живыми, наполненный лишь смрадом разложения, он пожирал сам себя своей дымностью и бессмысленностью.

* * *

Парк был наполнен тенями и прохладой. Своеобразный островок свежести среди горящих улиц. С этим парком связанна очень интересная история. Но об этом позже. Пока расскажу менее захватывающий, но не менее важный случай.
Я брел по парку, изучая немногих прогуливающихся. Видел толстую добродушного вида женщину, чье лицо было изрыто ранней старостью. Видел девушку, которой уже коснулась болезнь. Она пыталась спрятаться от зорких, напуганных глаз под плащом с капюшоном. Но мало кто доверял закутанным людям. Ее сторонились. А она старалась уйти от людных мест как можно скорее. Видел я многих, но они занимали мой ум не дольше нескольких секунд. Но потом я увидел парочку, не идущих через парк, а именно прогуливающихся. Они как-то не вписывались в окружающие сумерки, смрад и огонь. Они были счастливы. Прямо-таки светились изнутри. Он был высокий, стройный, статный. А она миниатюрная, симпатичная и милая. Вместе они воплощали надежду на уход чумы и дальнейшее процветание. Она о чем-то мило щебетала, а он улыбался и кивал. Проходя мимо меня, они дружески кивнули мне, будто мы были знакомы. Я растерялся и, немного запоздало, кивнул в ответ. Я твердо решил узнать о них больше. Немного подождав, я нагнал их.
Услышав мои шаги, они обернулись. Юноша шагнул вперед, закрыв собой девушку. Чтобы снять напряжение, я улыбнулся и сказал:
- Вы такая милая пара. Я непременно должен с вами познакомиться!
- Артур, какой интересный и забавный юноша. Давай с ним познакомимся. Я Элиза, а моего жениха зовут Артур. А как зовут Вас?
- Меня зовут Фредерик. Я недавно в городе. И пока мало кого знаю. Вот и стараюсь узнать как можно больше людей. Мне как-то одиноко в чужом городе, а тут еще эта чума...
- Нам с Элизой она не страшна. Она не посмеет разлучить двух счастливейших людей во вселенной. - Оптимизм Артура весьма позабавил меня. Он был так мил в своей уверенности, что со счастливыми беды не случаются. Я был когда-то счастлив со своей женой и детьми. Пока на меня не свалилось мое проклятие. Наверно, стоило в свое время подлечить расшатавшиеся нервы.
Молодая красивая парочка не капли меня не опасались. Они даже не почувствовали во мне возможной угрозы. Я для них был просто интересный персонаж их сказочного мирочка. Для меня же они были еще одной гранью времени, в котором я оказался.
Недолго раздумывая, я пригласил их на чай в одно время с Рут. И лишь потом подумал, что стоит завести еще парочку знакомых, чтобы устроить маленькое торжество моего пробуждения. Я, конечно, озвучил этот повод иначе: празднование моего "приезда" в этот город, пусть и в не лучшее время. Элиза и Артур не стали отказываться и обещали придти. Девушка добавила, что по такому случаю наденет лучшее платье и проследит за юношей, чтобы тот тоже не ударил в грязь лицом.
Мы расстались, и я с минуту стоял, глядя им в след. Какая же все-таки они были красивая пара! Ее хрупкость и его величавость дополняли друг друга и вместе производили впечатление абсолютной гармонии.

* * *

Тогда-то я и решил целенаправленно завести хотя бы еще одного знакомого для компании к чаю. Я шел, вглядываясь в немногочисленных прохожих, в поисках интересных людей. Но безуспешно. Так я дошел до самой церкви на окраине города. Когда-то она, верно, была великолепна. В то время, когда я увидел ее, она растеряла всю свою красоту и унылым, одиноким серым пятном стояла среди сгоревших крестьянских домишек вокруг нее. Она давно была пуста - некому было посещать проповеди. А те, кто и мог бы придти, боялись больших собраний потенциально больных людей или были слишком заняты покойниками.
Колокольня была разбита, но колокола еще держались; крыша во многих местах провалилась. Одна стена некогда белокаменной церкви была покрыта золой - явным следом недавнего костра рядом. Я подошел к дверям. Тяжелые дубовые двери были, пожалуй, единственной частью, не задетой старением. Чугунный узор, покрывавший двери, не потерял ни капли изящества и затейливости. Диковинные звери и птицы смотрели с них так же проницательно, как и сотни лет назад.
Церковь казалась заброшенной, но на мой стук в двери незамедлительно последовало "иду" и активный шорох шагов. Со скрипом открылись двери, и на пороге я увидел мужчину, завернутого в потертую рясу. Судя по всему, ей было не меньше десяти лет. Его длинные, подернутые преждевременной сединой, были растрепаны. Некогда голубые глаза потухли и не подавали признаков жизни. Казалось, что смотришь в глаза живому трупу.
- Что вам нужно? Сегодня я не отпеваю. - ответил этот странный человек. Он явно был разбужен моим визитом.
- Что вы, я не поэтому поводу. Я из любопытства. Я недавно оказался в вашем городе и мне всё ново здесь. Вот я и пытаюсь разузнать тут всё. - я старался казаться удивленным и доброжелательным.
- Неудачное время вы выбрали для переезда, сын мой. Вы разве не знали, какое горе постигло наш город? Глупо было на вашем месте так опрометчиво поступать. Уезжайте-ка, пока живы.
Жив? Про себя я грустно усмехнулся - это я-то жив? Если бы он только знал, как часто хотел я быть живым в полном смысле этого слова.
- Святой отец, а что случилось с церковью? Неужели и она горела? - спросил я. Мне нужно было как-то задержать его разговором, увлечь его. Мне нужна была компания к чаю. И священник как нельзя лучше дополнил бы разношерстную картину завтра вечером.
- Что ты, сын мой! Как можно! Нет, церковь не горела. Но случилось тут хуже, чем пожар. Забыли мою церковь. Только изредка здесь появляются посетители. И те не по доброму поводу. - его слова звучали иносказательно, будто он не хотел или боялся произносить что-то вслух. А то, что он рассказал мне после, заставило меня переживать. На вечер, что я выбрал для чаепития, выпадало лунное затмения. Слепая луна способна открыть суть вещей и людей. А с полуночи и до первых петухов нечистая сила всех родов скидывает маски и буйствует в полную силу. Но я успокоил себя, что все это лишь поверия.
Он пригласил меня внутрь. Когда тяжелые двери захлопнулись за мной, я почувствовал себя в ловушке. Слабый свет свечей красновато-кровавым одеялом покрывал лавки, стены и распятия. Воздух был душным и казался осязаемым. Пыль не оседала, а висела в воздухе, слабо поблескивая в свете свечей. Окна были покрыты толстым слоем пыли и копоти и уже не пропускали солнечные лучи. К моему удивлению церковные лавки были идеально вытерты, а распятия покрыты паутиной. Мы сели на передней скамейке, прямо перед алтарем. Странное чувство охватило меня. Будто я заперт в ящике, который вот-вот скинут в костер.
Чтобы успокоиться, я завел со священником долгий разговор и многое о нем узнал. Его звали Майкл. Он рано лишился родителей, и монах-отшельник приютил его и обучил "духовному делу". А когда в городе умер священник этой самой церкви, двадцати семилетний Майкл с одобрения городского совета занял его пост. Теперь, когда вокруг бушевала чума, он усиленно молился за здоровье горожан и покой души погибших. Он был ярым противником сжигания трупов больных, говоря, что это непростительный языческий ритуал.

* * *

Вернувшись в поместье, я нашел стол в столовой накрытым. Ужин ждал меня. И судя по тому, что он был чуть теплым, уже давно. Гарри встретил меня у моей комнаты. Он заходил туда положить грелку в постель. Добрый, услужливый старик. Я рассказал ему о новых знакомых и о готовящемся чаепитии. Когда он узнал точную дату, странное выражение толи удивления, толи испуга скользнуло по его лицу. Но он быстро овладел собой и предупредил меня о затмении. Я успокоил его, сказав, что все это лишь выдумки суеверный невежд. Мы вместе стали решать, где накрыть стол, какую посуду выбрать и какие угощения приготовить. Вместе же мы отправились на кухню готовить. К плите он меня не подпустил. Поэтому мне пришлось заняться скатертями, подсвечниками, чашками и ложками. Меня обуяло странное воодушевление приготовлений. Завтра вечером должен был быть самый интересный вечер в моих жизнях. Я достал хозяйские запасы чая самых разных сортов и ароматов. Конечно же я дополнил этот набор любимым чаем Рут - с тмином. Пять или шесть небольших чайничков выстроились рядком на столе в кухне, ожидая завтрашнего вечера, когда Гарри наполнит их кипятком и вынесет в большой зал с камином.
Спал я в ту ночь мало и некрепко, как маленький ребенок в рождество. Утром я поднялся рано и даже не переодевшись, отправился в кабинет. Там я нашел пачку красной плотной бумаги и золотые чернила. Я сел за стол и принялся писать приглашения. Одно для Рут, одно для отца Майкла. Для молодой парочки я послал одно на двоих. А Гарри и приглашать не надо. Он любезно напросился прислуживать нам за чаем. После я отправился в главную залу. Большая пыльная комната. Она была заперта во время моей грандиозной уборки. Гарри отпер ее, и я сразу влюбился в нее. Огромная светлая комната. Ее стены были выкрашены краской цвета слоновой кости. Золотая лепнина вилась затейливым растительным узором по потолку. Окна были просто гигантскими. От пола и до потолка. Ох и повозился я, отмывая их от пыли. Вся мебель в комнате была белой: стол, стулья, кресла и маленькие столики. Я долго натирал их. Когда все в комнате заблестело, и я смог пробно растопить камин, зал наполнился золотистым светом. Отблески огня заиграли на мебели, окнах и лепнине золотыми зайчиками. Я принес скатерть и накрыл ею большой обеденный стол. Затем в три или четыре захода принес сервиз и чайнички с чаем. Все было готово и ожидало гостей. Они появились как раз во время, когда первые сумерки пали на пропахший гарью и тленом город. Наш зал, освещенный камином и свечами, казался островком спокойствия среди безумия чумы.
Мы разлили чай, и Гарри принес угощения. Я уговорил его остаться теперь на правах гостя. И он согласился.
Покончив с чаем, мы расселись у камина. Было около одиннадцати вечера. Рут трепалась без умолку с Гарри. А Майкл увлекся наставлением молодой парочки. Элиза мило улыбалась и краснела. А Артур спокойно говорил со священником. Прислушавшись к их разговору, я был приятно удивлен. Они договаривались о дне венчания. Я сидел чуть в стороне, чтобы огонь камина не открыл адское пламя в глубине моих глаз. Мне всегда больше нравилось наблюдать, чем участвовать.

* * *

За окном вышла луна. Мы развернули наши кресла и приготовились смотреть затмение. Даже Рут замолчала в ожидании необычайного зрелища. Горожане, напуганные грядущим, весь день боялись даже выйти на улицу. Так что впервые за все мое пребывание в том городе я увидел звездное небо. Странно, но даже ставшее за предыдущие жизни привычным ночное небо тогда казалось мне необыкновенно очаровательным.
Близилась полночь. Мы ждали. Когда тень стала разливаться по диску луны, мы замерли. На лицах моих гостей появилось задумчиво-тревожное выражение. Каждый думал о своем, но в то же время мы думали об одном и том же: о прошлом. Меня охватывало странное чувство. Будто кровь закипала и грозилась вырваться на свободу. Я почувствовал неприятное покалывание на коже, а глаза невыносимо жгло. Я взглянул на своих гостей. Глаза Рут отражали свет луны и казались почти абсолютно белыми. Довольно странный эффект. Гарри, стоявший чуть в стороне, казался ужасно худым, даже иссушенным. Молодая парочка в свете угасающей луны стали будто бы прозрачными и невесомыми, в то время, как священник в его черной рясе превратился в статую из темного камня. Покалывание на коже стало навязчивым и надоедливым. Я не мог спокойно сидеть, когда это покалывание дошло до спины. Я покинул свое кресло и прижался спиной к холодной стене. Но ожидаемого облегчения это мне не принесло и я начал злиться. Я понимал, сейчас, когда здесь мои друзья это просто недопустимо, но ничего не мог с собой поделать. Гости, видимо почувствовали мое беспокойство. и на их лицах проступила тревога. Луна исчезла. На долю секунды в комнате властвовала непроглядная тьма. Потом яркий красный свет залил комнату. Я не знаю, что было его источником, но и он вскоре исчез.
- Гарри, зажгите свечи, если вам не трудно. - Попросил я. И испугался. Я узнал тот самый свой голос. Он звучал неестественно, с металлическим звоном. При этом фоном ему служило непонятное шипение. Я напрягся: главное, чтобы гости не обратили на это внимания. Я услышал шорох шагов Гарри и скрестил руки на груди. В этот момент я чуть не вскрикнул. Рубашка на мне была порвана, сквозь лоскуты ткани проступала змеиная кожа. Я попытался коснуться спины - крылья, потом лица - огромные миндалевидные глаза. Я выругался про себя. Тут Гарри зажег светильник, и я от неожиданности и испуга взлетел на каминную полку камином. Мои гости... Они ли это? В комнате кроме меня было еще пять диковинных чудовищ. И все выглядели напуганными. Я спустился на пол и занял свое кресло. Крылья мешали сидеть. Пришлось расправить и приподнять их. Мне, как хозяину, следовало заговорить первым.
- Вы оказались правы, святой отец, действительно бесовская ночь. Похоже, нам придется заново знакомиться. Я не знаю, как назвать себя. Когда я выхожу из себя, я становлюсь вот этим. Но сейчас я себя контролирую и не нападу на вас. Я думаю. Теперь вы, святой отец. - Обратился я к каменной черной фигуре, сидящей на месте священника.
- Меня можно назвать горгульей. Я не могу жить спокойно нигде, кроме моей церкви. Когда я учился делам духовным у отшельника, он сказал, что я должен отдать все сердце своей церкви. Я понял его буквально. Со временем я стал ее частью. Я стал служить на пользу не только живым, но и мертвым. Ко мне приходят исповедаться и казненные убийцы, и воры - все те, кто не успел исповедаться перед смертью. Ночь за ночью я теряю человеческий облик, стою истуканом у трибуны и выслушиваю страдающих после смерти. Это очень утомляет. Но я чувствую себя счастливым, помогая людям. Пусть иногда они давно уже не дышат.
- О, святой отец, вы прекрасный человек. И горгулья тоже. - Вставила Рут. Ее бледное лицо, белые глаза и кроваво-красные губы говорили сами за себя. Но она сочла нужным пояснить. - Я вампир. Мою пра-пра-пра-прабабушку прокляли. И теперь из поколения в поколение в моей семье рождаются только девочки. Как только мы выходят замуж, муж становится добычей. Я решила прекратить этот кошмар. Поэтому у меня нет детей.
- Дочь моя, что же ты не пришла ко мне. Я бы мог помочь тебе. - Голос священника эхом отзывался в его груди.
- Святой отец, мне поможет только смерть. Только она может остановить проклятие. Я-то знаю, что…
Ее прервал протяжный стон. Мы обернулись на звук. Его источником была наша молодая парочка. Они, как и все мы, потеряли свой обычный вид. Оба они стали бесцветными и прозрачными. Казалось, порыв ветра может развеять их. Они парили над полом. Артур прижимал Элизу к себе, и слеза катилась по его щеке. Он шептал ей на ухо: "Не бойся, любимая. Больно не будет. Там все будет легче, мы всегда будем вместе. Там нас никто и ничто не разлучит". А Элиза выглядела напуганной, она плакала и стонала. Мы молча смотрели на них молча. Они выглядели аморфными и невесомыми. Несколько минут Артур успокаивал свою любимую. Немного успокоившись, Элиза подняла заплаканное лицо на него и прошептала "идем". Они крепче обнялись и растворились в воздухе. Я не знал, что сказать. Наверно, и оставшиеся мои гости так же лешились дара речи. Так и провели мы в тишине около пяти минут, когда хриплый кашель Гарри не прервал ее. Рут подошла к нему и обняла за плечи.
- Идемте к нам, дорогой. Вы выглядите неважно.
Рут была права. Бедный Гарри выглядел не просто не важно. Он выглядел ужасно. Тело его было иссушено. Кожа, покрытая струпьями, обтягивала кости. Ее зелено-желтый оттенок вызывал отвращение ассоциацией с гниением. С ребер свисали клочья отмирающей кожи. Он присел на кресло. Прокашлявшись, он заговорил и голос его, хриплый и дрожащий, казалось, застревал между костями.
- Похоже, мне надо объясниться. Меня зовут не Гарри. Но у меня много имен. Для одих я красная смерть. Другие зовут меня мором. Чаще всего меня зовут Чумой. Именно я виновен в смерти сотен и сотен местных и тысяч неместных людей. Я хожу по свету и собираю души. Еще в юности моя страсть путешествий сыграла со мной злую шутку. Заблудившись, я набрел на дьявольский шабаш. Мне некуда было бежать. В обмен на сохранение моей жизни бес предложил мне стать прислужником смерти. Согласился я или нет, мне кажется, понятно. Теперь я обречен скитаться и сеять болезнь. Святой отец, - Гарри обернулся к священнику. - Помогите мне с этим справиться. Другой такой ночи может не представиться. Простите меня, святой отец. Я раскаиваюсь.
- Бог простит тебя, сын мой. - Успокоил его каменная статуя.
Гарри глубоко вдохнул. И с выдохом он умер. Смерть вернула ему человеческий облик. На лице его появилось выражение умиротворения и счастья.
- Что же дальше? - вырвалось у меня.
- Я вернусь в свою церковь и больше ее не покину. - решил священник. Он поднялся и молча, покинул дом. Рут вопросительно посмотрела на меня. Я взял в руки зажженный подсвечник. Она присела на кресло, стоящее рядом с креслом Гарри. В ее глазах мелькнуло облегчение. Она кивнула, и я бросил подсвечник на шерстяной ковер гостиной. Он вспыхнул и вскоре весь дом пылал. Я стоял, глядя в окно в спальне наверху. Огонь по ковру подобрался к шторам и ко мне. Остатки одежды на мне вспыхнули. Больно не было. Я считал про себя от десяти назад. И дойдя до одного, я закрыл глаза. Уже в следующий миг я стоял напротив дома и наблюдал за пожаром, бестелесный и невидимый. Никто не спешил потушить огонь или позвать на помощь. Не дожидаясь, когда догорит дом, я отправился к церкви. Неощутимый, я обошел ее вокруг и только потом вошел внутрь. Я медленно продвигался по проходу. На пьедесталах в нишах стояли статуи бывших служителей. Среди них стояла знакомая фигура из темного камня, сложив в молитве руки на груди. "Будьте счастливы, святой отец" подумал я.
Уже через несколько минут я мчался над городами и селами в поисках удобного кладбища, чтобы уснуть до следующего пробуждения.



Бродячий Цирк

Всё началось с приездом в город бродячего цирка. Он встал недалеко от города. Выцветший, потрепанный шатер казался издали старым замком. Ткань была настолько грязной, что только сильный ветер мог привести ее в движение. Несколько дней его появления никто не замечал. Но в маленьком городе, основанном некогда первыми переселенцами в новый свет, где все знали друг друга в лицо, появились незнакомцы. Даже внешне они разительно отличались от горожан, прежде всего манерой одеваться. Циркачи разгуливали по улицам в маскарадных костюмах викторианской эпохи. Бархатные потертые камзолы были как бельмо на глазу среди джинс и футболок. Странные люди приглашали прохожих на представления, но делали это необычно. Они не устраивали шумных мини-представлений, зазывалы не кричали о чудесах, ожидающих зрителя. Они подходили к одиноким прохожим и, глядя им прямо в глаза, тихо, будто по секрету, полушепотом предлагали посетить «жутко интересное представление». Прошла неделя, но ни одного представления цирк так и не дал. Горожане даже немного привыкли к серому-коричневому пятну к югу от города и чудакам-зазывалам.
Выпал первый снег. В этот год он запаздывал. Осень будто не хотела уходить из города. Дело шло к рождеству, а горожане так и продолжали носить осенние плащи. За неделю до сочельника на главной площади перед старой деревянной церковью циркачи развернули плакат «Единственное представление в самую длинную ночь года. Будет жутко интересно!» Это вызвало целую волну возбужденных толков среди горожан. Казалось, абсолютно все твердо решили там побывать. Если уж эти циркачи так долго готовились, то точно к чему-то грандиозному.
Когда же настала ночь долгожданного представления, под куполом собрался весь небольшой городок. В тот день снова шел снег. Но теплый южный ветер не дал ему остаться надолго. Хотя кое-где на коричневой земле белели маленькие грязные сугробы.
– Ну, поторопись, Джини. Не хочу пропустить начало. - Ворчала Эмм
Джини и Эмм с самого детства были не разлей вода, хотя и были полными противоположностями. Задумчивость и меланхоличность Джини с лихвой компенсировала безудержно жизнерадостная Эмм.
– Не знаю, Эмм. Может не идти? - отозвалась Джини, внимательно глядя на шатер. Она жила на южной окраине города, и цирк расположился у нее прямо за окнами. - Тебе не кажется подозрительным, что они столько готовились ради одного бесплатного выступления? Что-то тут не так просто.
– Не хочу ничего обсуждать. Вот твоя куртка. Идем.
Джини нехотя натянула на плечи куртку и вышла вслед за подругой. Всю дорогу она не могла избавиться от плохого предчувствия. Ее беспокоило не столько представление, сколько сами артисты. Каждый раз при виде кого-либо из них она цепенела, а по спине пробегал холодок. Эмм уверяла, что это из-за костюмов. Уж больно они непривычные. Но Джини была уверена, что тут что-то другое. Уже у самого входа в цирк ход ее мыслей прервал юношеский голос.
– О, Джин, и ты пришла!
Это был Билл. Встреча с ним была для Джини не слишком приятной. Они встречались некоторое время назад, но расстались. Сейчас между ними еще сохранилась дружба, хотя и весьма натянутая. Все их разговоры были сведены к банальному «привет — как дела». Так и эта беседа закончилась, не успев начаться. Билл вернулся к компании друзей, с которыми пришел, а Джини и Эмм пошли на свои места. Уже усевшись, Джинни оглянулась на секунду. Билл сидел в стороне тремя рядами выше. Характерным для себя движением он вскинул непослушные пряди. Джинни отвернулась и уставилась на пустую сцену. Через дыры и потертости купола в слабо освещенный цирк проникал бледный лунный свет. Из-за кулис доносился скрип старых декораций и возня актеров. Близилась полночь, а представление всё не начиналось. Среди зрителей побежали перешептывания, и напряженное ожидание начало заполнять зал. Когда оно уже было готово вылиться в сердитые возгласы, на арену вышел высокий человек в сером плаще до колен и остроконечной шляпе. В слабом свете ламп его глаза скрывались в тени широких полей. Под острыми скулами играла самодовольная улыбка. Он явно считал себя мастером своего искусства и не терпел сомнений в своем мастерстве. Из кармана он достал флейту. Но ни объявлять свое имя, ни начинать играть не торопился. Он оглядывал зрителей, подбирая нужную мелодию. Лишь спустя минуту он приложил флейту к губам. Арену наполнили тихие и лиричные звуки. В них было что-то завораживающее, что-то близкое и родное каждому из жителей маленького городка. Музыка успокаивала и одновременно звала за собой, она манила в путь по узким улочкам и переулкам, в неясное «туда». Зрители, сами того не понимая, начали подниматься со своих мест и тянуться к музыканту. А он все стоял посреди арены и играл. В уголках его сложенных губ читалась зловещая ухмылка. Он сделал два шага назад. Зрители же шагнули дважды вперед, завороженные мелодией. Мелодия достигла своей кульминации, зрители были готовы идти за музыкантом, куда поведет их музыка. Никто из них не заметил, как на сцену выбежал другой артист. Резким движением он выдернул флейту из рук музыканта и оборвал мелодию. Горожане встрепенулись и растерянно оглядывались по сторонам.
– Возвращайтесь на свои места, мои милые ценители таланта нашего флейтиста! - прозвенел голос второго циркача. Стоявший позади него музыкант отобрал свою флейту. Во всей его фигуре чувствовалось напряжение и злость, но совладав с собой он откланялся и покинул сцену. А второй артист продолжил:
– Добро пожаловать на представление самого необычного цирка на всем белом свете. Недовольных не останется. Я ваш конферансье. И...
Вдруг из-за кулис раздался веселый женский визг, и на арену выбежали пять девушек в ярких костюмах. Они радостно бегали по арене, а конферансье представил их как «задорных девчушек». Они танцевали несколько минут, а потом убежали с арены. Вслед за ними конферансье объявил выступление воздушных акробатов, и тусклые лампы погасли. На арену падал лишь тусклый лунный свет, пробивавшийся сквозь старый купол. Никакого движения не ощущалось, только свистящий шепот за сценой. Голос конферансье звучал поверх этого шепота повелительно и грозно.
– Рано. Рано, я сказал. Только крысолов. Я сказал!
И зажегся свет. На сцену снова вышел музыкант. На этот раз на нем не было шляпы, а длинные пепельные космы скрывали глаза. Прежде чем начать играть, он громко рассмеялся холодным звенящим смехом. Он откинул назад волосы, и вздох удивления и ужаса пробежал по залу. Музыкант был слеп. Но не из-за болезни или травмы глаз, а из-за их отсутствия. На их месте не было даже намека на брови или глаза. Лоб переходил сразу в скулы. Полилась всё та же завораживающая музыка. Многие зрители успели закрыть уши и в ужасе пытались покинуть зал. На лестницах началась толчея и паника. В этот момент над ареной прогремел крик конферансье «Пора!». Этот голос на секунду заглушил флейту. Те горожане, что не поддались флейте, замерли и оглянулись. Из-за кулис один за другим вылетали странные существа. Их тела, хоть и напоминали человеческие, были искажены. Желтоватая кожа, покрытая струпьями, туго обтягивала плечи, локти и колени. Но стоило им приземлиться на арене, как их внешность резко менялась. Они принимали облик тех самых старомодно одетых циркачей, что уже много дней бродили в городке. С горящими голодом глазами, они приближались к околдованным музыкой зрителям. Каждый из артистов выбрал себе зрителя и встал напротив него, злобно ухмыляясь. А зрители, завороженные звуками, не замечали ничего. Не могли ни двинуться, ни очнуться. Те, кто не попал под влияние флейты, в страхе бежали из цирка. Среди них была и Джинни. Она долго пыталась разбудить Эмм, но та даже не сдвинулась. Когда из-за кулис начали вылетать те странные существа, толпа увлекла ее к выходу и вон из цирка. Теперь вместе с остальными она бежала к церкви. Сердце подсказывало, именно там можно укрыться от этой нечисти. Никто их пока не преследовал, и бегущие старались не думать о том, что будет с оставшимися.
А в цирке никто не двигался. Зрители сидели, завороженные флейтой. Твари стояли напротив них. Они напряженно ждали. На арену неторопливо вышел конферансье. Он встал рядом с музыкантом и разочарованно произнес:
– Теряешь сноровку, крысолов. И терпение. Это всё из-за первой мелодии. Хотя не так уж, может быть, это и плохо. Прыг-скок и его ребята давно жалуются на скуку. - он похлопал музыканта по плечу, тот кивнул в ответ, не переставая играть. Конферансье перевел взгляд на зал, где охотники стояли напротив ничего не замечающих жертв, и зычно скомандовал — Можно!
В следующую секунду артисты рванулись с мест и вцепились в горла все еще не очнувшихся жертв. Они так и не узнали, какой жуткой была их смерть. Пиршество закончилась за несколько минут. Флейтист убрал инструмент, поклонился циркачам и обескровленным телам зрителей и покинул арену, улыбаясь. В след за ним из зала убрались и артисты. Они вновь приняли облик тех странных летающих существ и, прорвав несколько дыр в куполе, разлетелись по окрестностям.
В забрызганном кровью, полном перевернутых лавок и бледных тел, шатре остался лишь конферансье. Казалось, он упивался царившим вокруг ужасом. Он оглядывал тела, части тел, окровавленный песок арены с явным удовольствием. Так он провел несколько минут, пока из-за кулис не появился жуткого вида мальчик. Хотя назвать его мальчиком или вообще человеком было сложно. Передвигался он на полусогнутых ногах. Кожа была бледного зеленоватого оттенка. Мальчик передвигался очень быстро, несмотря на то, что он сильно сутулился и опирался на одну руку. Вторую конечность он держал навесу, чуть в стороне от тела. И на это была причина. На месте его правой руки красовался острый блестящий клинок с выбоинами и царапинами, явно пострадавший не в одной драке. Конечности были худые и костлявые, а круглая голова — абсолютно лишена волос. Лицо мальчика ни в ком не могло бы вызвать симпатии: огромные стеклянные темно-синие глаза занимали пол-лица; нос представлял собой два небольших отверстия на плоском лице; острые клыки вместо зубов торчали в бузгубом рте.
Этот мальчик, подковыляв к конферансье, взял его за руку своей настоящей рукой и просящими глазами посмотрел на него:
– Ребята голодны и скучают. Если нам и в этот раз ничего не перепадет, они взбунтуются. Но эти мерзкие кровососы ничего вразумительного не оставили. Мне сейчас своим сказать или ты утром ты сам всё расскажешь.
– Спокойнее, Прыг-скок. Я оставил вам и еду и развлечение.
В шарообразных глазах мальчика вспыхнул нетерпеливый огонь, а конферансье продолжал:
– Некоторым удалось сбежать. Эти глупые суеверные людишки припустили в церковь. Будто это нас остановит — он рассмеялся. - Догоняйте, развлекайтесь. Я с остальными кукловодами подойду чуть позже. Сегодня мы не будем вмешиваться.
Прыг-скок побежал за кулисы и снова появился, окруженный уже компанией двенадцати себе подобных мальчишек. Не обращая внимания на конферансье, они рванули из шатра по улицам вслед за спасавшимися бегством горожанами.

Горожане уже практически достигли церкви, успокоительного оплота последней надежды. Ведь во всех поверьях и сказках она спасала от нечисти. Джинни смогла оторваться от толпы и секунду перевести дыхание лишь на церковном кладбище, где необходимость огибать надгробия и склепы вынудило поток напуганных людей замедлиться и немного рассредоточиться. Джинни с трудом успокоила бешено бьющееся сердце и перевела дыхание. Мышцы на ногах ныли, но разум заставлял их двигаться вперед. Остановившись у одного из склепов, она прислонилась к его холодной стене разгоряченным лбом. Силы, казалось, оставили ее, и она тяжело рухнула на колени. Поборов страх, она оглянулась. Прыг-скок и его ребята уже показались на горизонте невнятной темной массой. Джинни вглядывалась в эту массу, чувствуя, что это именно то, от чего они бежали и то, что их вот-вот догонит. С большим усилием она поднялась и направилась в церковь. Уже подойдя к церковной калитке, она обернулась, и холодный ужас охватил ее. Эти жуткие мальчишки уже подбирались всё ближе, не собираясь останавливаться.
У Джинни невольно вырвался крик ужаса. Сама не помня как, она вбежала в церковь. Она была одной из последних, кому это удалось. Тяжелые двери захлопнулись, засов опустился и горожане почувствовали облегчение. Старинная церковь должна была защитить от ужасов, творившихся той ночью в городе. Но не все горожане смогли попасть в церковь. Двери закрылись перед ошарашенным взором более чем двух десятков человек, повергнув их на мгновение в немое оцепенение. Но это состояние длилось всего секунду, сменившись истерией. В отчаяние те, кто остался снаружи, стали кидаться на дверь, стучать по стенам и кричать. Те, кто был внутри, слыша эти звуки, не решались открыть дверь. Внезапно к крикам и шуму, доносящемуся из-за стен, примешалось какое-то животное, восторженное визжание, а крики горожан превратились в вопли. Стук прекратился. Слышно было только визг, возгласы ужаса и отвратительный звук разрываемой плоти. Никто из тех, кому посчастливилось замуроваться в здании, не смел даже вздохнуть достаточно глубоко. Они боялись ощутить солоноватый запах крови, льющейся снаружи. Через несколько минут всё стихло. Тишина, сдавливавшая мозг и тело, воцарилась под сводами старинного здания. Каждый уже прочувствовал значение слов «гробовая тишина», когда молчание нарушил первый звук. Это был скрежет лезвия по дереву. Все взоры обратились на дверь — кто-то скребся в нее. Сперва тихо, будто бы нерешительно, потом всё напористее, пока звук кромсаемого в щепки дерева не заполнил всё. В ужасе несчастные, загнанные в угол своей же слепой верой, прижимались к дальней стене церкви.
Прыг-скок издал победный клич, двери пали и все его дикое войско ворвалось в здание. Джинни забилась под одну из запасных скамеек, сваленных грудой в углу, и молилась, чтобы ее не нашли, чтобы скорее настало утро. А вокруг царил хаос. Люди метались по церкви, уродливые дети рвали поверженные тела на части. Вдруг Прыг-скок взобрался на алтарь и завизжал: «Троих на улицу, остальных на мясо!». У Джинни в животе похолодело от страха. Глаза мерзкого, покрытого кровавыми пятнами, ребенка-зверя на алтаре смотрели прямо на нее. Одним прыжком он оказался на скамейке, под которой она пряталась. Он запустил настоящую руку под скамью и за шиворот вытащил девушку из-под нее. «Один» - завопил он. - «Еще двоих!» - и выволок ее на улицу.
От картины, представшей ее глазам, Джинни чуть не потеряла сознание. Земля вокруг церкви была залита кровью, повсюду валялись части тел. Не было ни одного трупа, на лишившегося руки или ноги. Прыг-скок вытащил ее за калитку и швырнул на землю. Джинни даже не пыталась бежать. Она знала, что ей не хватит сил оторваться от этого омерзительного существа. Она лежала на земле и тихо плакала. Вскоре рядом с ней в практически таком же состоянии оказались женщина лет тридцати и парень с окровавленным лицом. Он сел на одно из надгробий и принялся оттирать лицо рукавом. Оказалось, что с ним все в порядке. Вероятно, эта кровь принадлежала не ему. Женщина лежала на земле, свернувшись калачиком. Ее рыдания переходили то в стоны, то в смех. Прыг-скок и его мини-армия собрались толпой возле них. Они смотрели туда, откуда пришли. На уродливых лицах читалось ожидание. Когда на горизонте показались три высоких фигуры в длинных плащах, среди монстров побежало шепотом «кукловоды». Их явно переполняло уважение к этим фигурам и благоговейный страх перед ними. Высокие и статные, они приближались бесшумно. Казалось, они не шагают, а плывут по воздуху. Вскоре стало ясно, что только один из них мужчина. Хотя он и носил длинные волосы, его широкие плечи и общая мужественность выделяли его на фоне двух других фигур. Ими были две женщины. Обе выглядели величественно и спокойно. В мужчине Джинни узнала конферансье. Но одежда на нем была совсем другая. Он и две женщины были одеты в длинные широкие плащи со спущенным капюшоном. Когда до того места, где сидели люди и стояли монстры, им оставалось всего несколько шагов, Прыг-скок и его соратники подняли Джинни, женщину и парня на ноги. Кукловоды разделились. Каждый вплотную подошел к одному из людей. Глядя прямо в глаза, кукловоды стали шептать странные слова на непонятном языке. Джинни не могла оторвать взгляд от ярко-зеленых глаз женщины, что стояла напротив нее. Девушка не могла пошевелиться. Она хотела убежать, пыталась заставить ноги двигаться, но ее тело будто не принадлежало ей больше. Вскоре под звуки этих непонятных слов ее разум также перестал сопротивляться. Джинни почувствовала, что растворяется в этом пронзительном немигающем взгляде и неразборчивом шепоте. Она рухнула на землю, но не потеряла сознания. Она все видела и слышала, но не могла что-то сделать. Кукловоды уложили их троих кругом, головами в центр. Сами встали между людьми. Прыг-скок принес из здания церкви три свечи. Кукловоды зажгли их. Они лили воск на грудь беспомощно лежавшим на земле людям и хором читали слова:
Дикой силой эти звуки
наполняют твои руки.
Тихим звоном эти толки
колют мозг словно иголки
воска речкой эти свечки
превращают человечка
в неприступное сознанье
абсолютной тьмы созданье.
Сон навалился на всех троих людей внезапно, будто они действительно провалились в него.
Когда Джинни очнулась, солнце уже клонилось к закату. Она лежала на голом деревянном полу телеги, рядом с теми же парнем и женщиной. Они еще спали. Оглядевшись, она увидела конферансье, ведущего лошадь под уздцы. Не оборачиваясь, он сказал:
- Добро пожаловать в наш мир. Мы — кукловоды. А этот премилый цирк — наши куклы. В твоем городке мы разыграли славное шоу. Первое подобное шоу в нем. И последнее. Тебе повезло. Скоро ты займешь наше место. Мы уже не первую сотню лет чистим этот мир от таких мерзких людишек, как те, что жили в этом богом забытом городе. - он усмехнулся. – Людей стало слишком много. Вот мы приводим численность населения земной тверди к оптимальному. Но нам самим уже не хватает сил уследить за всем цирком, держать их в узде, терпеть лишения, пока мы ищем нужный город. Но вы трое скоро займете наше место.
Он обернулся и, глядя Джинни прямо в глаза, приказал «Спи. Тебе нужно забыть свою человеческую жизнь. Спи и отдыхай от нее»
Джинни послушно закрыла глаза. Ей снился идеальный мир, где бог заботится о каждом, мир без страданий. Эдем, который пока переполнен страждущими, но который вскоре настанет.



Коллекционер




Лес. Холодный ноябрьский лес. Иней на палой листве хрустит под ногами. Дым? Но откуда? Хотя скорее туман. Да, именно туман. Густой, серебристый туман, окутывающий все вокруг. Темные стволы деревьев возвышаются над узорчатыми кустарниками. Неба не видно из-за тумана. Вместо неба серая дымка. И ни животных, ни птиц. Кажется, что лес вымер. Он навевает ощущение кладбища в сумерки. Жутковато. Я точно тут никогда не была, но это место кажется мне знакомым. И я знаю, меня здесь кто-то ждет. Но кто? И зачем?
- Алла...
Вот, меня уже зовут. Приятный голос... Густой, низкий, красочный... Определенно мужской...
- Алла...
Иду я, иду. В этом тумане ничего не разобрать. Даже ног не видно. Судя по всему, я иду босиком — я чувствую холодную листву под ногами. Как странно, я уже много лет не носила юбки или платья. Тем более такие длинные и пышные.
Интересно, кто же зовет меня. Я никогда раньше не слышала такого приятного голоса.
- Алла...
Голос завораживает, манит к себе, заставляет трепетать тончайшие струны души. Я даже не уверена, могу ли я не подчиниться ему. Наконец-то я могу различить силуэт зовущего. Я была права, это мужчина. Высокий молодой мужчина в черном костюме протягивает мне руку в белой перчатке.
- Алла, как же долго я ждал. Я скучал.
Я стою и смотрю на него, не в силах ничего сказать. А он позволяет мне разглядывать его бледное лицо, обрамленное золотистыми волнами волос. Какие у него глаза... Впервые вижу такие яркие голубые глаза. Странное чувство. Я не знаю его, но, кажется, что мы знакомы уже много лет.
- Я так долго тебя искал, я обошел полмира.
Я хотела ответить, но тут раздался резкий звон. Он резал слух, мешал разобрать слова высоко юноши в черном костюме.
- Алла, прошу, не уходи сейчас. Дай мне несколько минут. Я столько должен тебе рассказать. Алла!
Я потянулась к юноше, пытаясь взять его за руку, но... проснулась.
Несколько секунд потребовалось, чтобы осознать, что это был сон. Я лежала в своей постели и ошарашено моргала. За окном начинался новый день, а на прикроватной тумбочке надрывался будильник. Пора было подниматься и идти работать. Понедельник — день тяжелый, особенно, когда от тебя ждут бодрости и задора. Когда я решила подработать летом вожатой, я не думала, что это будет так тяжко.
День прошел относительно спокойно. Никто ни с кем не дрался, никто не капризничал. Вечер я потратила на поход в кино с подругой. Давно мы так не смеялись. Конечно, фильм был не такой уж хороший, дешевая американская комедия. Подруга о таких говорит, что они нужны разве чтобы «сходить попкорном покидаться». Но тогда нам именно такой фильм и нужен был, хотелось просто развлечься. Я и не вспоминала о своем странном сне, пока снова не легла в кровать, собираясь уснуть. Мне было любопытно, что же хотел мне сказать этот странный юноша. И я решила это узнать. Я где-то слышала, что если, засыпая, вспомнить предыдущий сон, он продолжится. Так и случилось. Едва я закрыла глаза, я оказалась в том ноябрьском лесу. Я уже знаю, куда мне идти. И всё тот же голос зовет меня по имени. На этот раз я иду на зов гораздо увереннее и быстрее.
- Алла...
И вот снова я стою перед высоким блондином. Снова пытаюсь вспомнить, где я его видела.
- Алла, ты пришла. Как же я рад. Я так долго тебя искал. Я уж не надеялся найти тебя раньше, чем Оно.
- Стоп. Оно? И кто ты? Что ты делаешь в моем сне? - конечно, вопрос излишне резок для первого разговора с незнакомцем. С другой стороны, это мой сон — могу позволить себе нагрубить.
- Ты наверняка и не помнишь меня. Я Томас. В прошлой жизни я был твоим старшим братом.
У меня голова пошла кругом. Мало того, что я сознательно нахожусь в собственном сне, так на меня еще свалился привет и какой-то прошлой жизни. Какая может быть прошлая жизнь?! Я же не буддистка. А Томас продолжает:
- Оно забрало тебя у нас и оставило здесь, в этом ужасном времени. - по спине побежал холодок. В детстве меня действительно оставили, когда мне было три года. Я никогда не знала своих родителей. Никто не знал. Меня нашла одинокая пожилая дама. Я лежала на улице без сознания. Ни записки, ни документов. Только на одеяльце, на котором я лежала, было вышито «Алла». Так меня и назвали. - Это всё моя вина. Я не думал, что Оно потребует такую высокую плату.
Томас рассказывает слишком быстро, чтобы успеть осознать все или вставить хоть слово. Желая приобрести некую силу, он заключил контракт с одним существом. Но когда пришло время расплачиваться, Томас испугался возможных последствий и сбежал. Он укрылся в церкви и молился. Тогда Оно разозлилось. Томас вскоре решился платить за свои поступки сам, но было слишком поздно. Будучи не в силах поквитаться с Томасом, Оно обрушило свой гнев на его близких. Родителей Оно похоронило под обломками их же дома, а сестренку, игравшую в саду, забросило вперед во времени.
- Я давно ищу тебя. Сам я не могу перемещаться во времени. Поэтому я появлялся во снах девочек, а позже девушек, с именем Алла уже много лет. И вот я нашел тебя. - по щекам Томаса текут слезы. - Я должен тебя предупредить: Оно ищет тебя. Оно надеялось, что здесь ты умрешь, но тебя взяла к себе та пожилая леди. Оно узнало, что ты жива. Оно жаждет завершить свою месть. Оно, как и я, путешествует во снах. Оно следит за мной. Оно может выбраться из сна в реальность. Не позволяй Ему этого.
Вдруг осенний лес, окутанный туманом, сотрясает рык зверя. Томас заламывает руки. В его глазах отражается страх и ненависть. Его приказ «Беги, Алла. Беги и просыпайся» тонет в рычании. Зверь, который может так оглушительно рычать, должен быть огромен и разъярен. Я пробираюсь сквозь густой холодный лес, стараясь не оглядываться. Но хриплый крик «Глупец!» заставляет все же посмотреть назад. Сквозь туман я вижу лишь силуэт Томаса и гигантскую темную фигуру рядом с ним. Оно. Какое-то внутренне чутье подсказывает, это Оно, то существо, которое так разозлил Томас, которое убило родителей. Из глубины памяти всплывает смутный образ этого же существа, крушащего дом, мой дом. Именно Оно тогда склонилось надо мной и закрыло мне глаза огромной рукой, и меня окутал мрак. Когда же он рассеялся, я увидела лицо пожилой женщины — Матильды. Она взяла меня к себе и заменила мне мать.
И теперь Оно стоит рядом с моим братом и смеется. От этого дикого утробного смеха волосы встают дыбом. Один удар наотмашь — и брата отбрасывает к моим ногам. Он уже не дышит. Ярость и обида кипят внутри меня. Как Оно посмело явиться в мой сон и лишить меня последнего родного человека? Делаю шаг навстречу Ему, и в руках оказывается меч. И я уверена, я владею им. Существо всё еще смеется, но уже идет в мою сторону. Огромный зверь скалится и размахивает ручищами. Оно останавливается передо мной: козлиные ноги, длинные до самой земли руки, острые, как кинжалы, клыки и горящие красным газа. Страх еще не пришел. Появилось лишь уверенность: мой сон — мои правила. Я напрягаю сознание, и Оно на глазах становится меньше. Его смех переходит в рык. Оно явно в бешенстве. Как бы я ни старалась, я все же значительно проигрываю ему в размерах. Взмах меча, удар и... Оно схватило мой меч и вырывает из моих рук. «Все, это конец» - проносится в голове. Что ж, если это единственный способ не пустить Его в реальность, я должна умереть здесь. Умереть... Конечно, умереть! Как я могла так сглупить! Умереть — верный способ проснуться и закончить кошмар. Я спокойно ожидаю расправы зверя. Оно медлит, смотрит мне прямо в глаза. Его уродливая серая морда зависла в нескольких сантиметрах от моего лица. Что Оно хочет от меня?
- Алла — Его голос ввергает в дрожь. - Алла, милая Алла. А ты не из трусливых.
- Это мой сон, мой мир и мои правила. - если дерзость еще больше разозлит Его, я быстрее проснусь.
- Ты так же глупа, как и твой брат. Здесь главный я. И если ты надеешься легко отделаться от меня, ты глубоко ошибаешься. - От Его дыхания меня мутит, гнилостный запах обволакивает меня. Оно смеется прямо мне в лицо. Удар и я лежу на земле в нескольких метрах от того места, где стояла. Во сне же ничего не чувствуется. Почему же мне так больно? Мне трудно дышать. Кажется, несколько ребер сломаны. В один прыжок Оно оказывается рядом и прижимает меня к земле своей тяжелой огромной рукой. В глазах темнеет, а Оно все смеется.
Я почувствовала себя в собственной постели, в собственной комнате. Свет от ночника высвечивает темную фигуру, склонившуюся под потолком. Оно последовало за мной в реальность и явно не намеревалось оставлять меня в покое. Я пыталась кричать, но мой крик был скорее похож на хрип. Оно смеялось и крушило все в комнате, размахивая ручищами. Оно швыряло меня на стены и пол. Я явно переломала много костей. Все тело пронзала боль. Слезы неудержимо текли по лицу, заволакивая вид зверя. Мерзкое существо явно наслаждалось, истязая меня. Но все же Оно устало. Пока Оно отдыхало, я попыталась оглядеться. Комната в руинах и пятнах моей крови. За окнами зарождается рассвет. Возле окна я увидела три светлые человеческие фигуры. Я сразу поняла, что это моя семья. Мама — стройная и красивая — тихонько плакала. Отец обнимал ее за плечи. Рядом с ними стоял брат, протягивал ко мне руки и нежно улыбался. Он просил прощения за то, что происходит. Его приятный мелодичный голос успокаивал меня. Я подалась ему на встречу, но упала. Подняться снова было почему-то легко, и боль во всем теле внезапно исчезла. Я потянулась к семье. Они улыбались мне. Я оглянулась посмотреть, не заметило ли Оно этого. Но зверь сидел в углу и дремал. У его ног лицом вниз лежало мое тело. Я умерла. И тело мне явно больше не за чем. Я не почувствовала ни страха, ни желания вернуться. Ведь рядом с моим телом сидел огромный монстр, а там, у окна меня ждали мои родные. Я вот-вот должна была воссоединиться с давно потерянной семьей. Словно на крыльях, я летела к ним, когда кто-то резко дернул меня за ногу. Я оказалась висящей вниз головой в метре над полом. Оно держало меня за ногу и встряхивало, как тряпичную куклу. Томас рванулся было ко мне, но зверь вскинул свободную руку, и вся моя семья растворилась в воздухе вместе с моими надеждами на спасение. Оно рассмеялось мне в лицо. Откуда-то из воздуха Оно извлекло серебряную коробочку, формой напоминающую гроб. На крышке было выгравировано число восемь. Страх охватил меня мелкой дрожью. Это мой гроб. Оно собирается похоронить меня. Причем мое тело явно Его не интересует. Ему нужна именно моя душа. Оно хочет засунуть ее в эту коробочку и оставить себе. Или отдать кому-то другому? Неужели это существо может быть чьим-то слугой? И каков же тогда хозяин? Из-за этого мерзкого существа я не попаду даже в ад. Хотя кто знает, возможно, в этой серебряной коробочке меня ждут ужасы еще большие. Оно рассмеялось,

Сообщение отредактировал Ekaterina (Lorelei) - 13 Октябрь 2012, 00:20
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
 
Reply to this topicСоздать новую тему
Ответов(1 - 3)
Group Icon Ekaterina (Lorelei)
сообщение 15 Октябрь 2012, 09:09
Сообщение #2


неофит
Группа: готы
Сообщений: 3
На портале:
0д 17ч 42м 23с

Моя галерея
Мой профиль



Оно рассмеялось, встряхнуло меня еще раз и подкинуло в воздух...
И настала тишина. Абсолютная тишина и непроглядный мрак.
Этот мрак окутал меня. Кажется, я парю в нем. Интересно, сколько времени прошло? Много, это несомненно. Но сколько точнее? Вот уже какие-то звуки, будто сквозь толщу воды, доносятся до моего слуха. Плачь? Определенно, это женский плачь. Кто это? И что случилось? Как же мне жаль эту женщину, она так убита горем. Разобрать бы слова... Звук все ближе, и уже можно расслышать второй тихий, успокаивающий голос, так же женский. Вот уже можно понять слова. Одна женщина плачет и причитает: «бедная моя, такая молоденькая, такая красавица. Бедная моя Аллочка. Кто же мог с тобой такое сотворить? Ах, Аллочка». С ужасом узнаю голос Матильды, моей милой мачехи. Почему она так плачет обо мне? Неужели Оно одержало победу? Похоже на то... Второй голос пытается успокоить Матильду. Это наша соседка. Она всегда помогала нам, добродушная улыбчивая старушка.
Все попытки пошевелиться тщетны. И даже заплакать не получается. Уже знакомый дикий смех постепенно перекрывает плачь мачехи. Мерзкий, утробный смех. Оно. Радуется моей смерти. Но ни ненависти, ни страха Оно у меня не вызывает. Только отвращение.
- Нравится небытие? - заливается смехом Оно. - Вот ты и моя. Я коллекционер душ, и ты прекрасно дополнишь мою коллекцию. Твой глупый братец думал, что это плата за его проступки. Откуда ему знать, что одержимость получить магические силы навязана мной. Какие же вы, люди, забавные.
Оно неудержимо смеется. Его смех удаляется в ту же толщу воды, откуда ко мне пришли все эти звуки.
И наступает тишина. Абсолютная тишина и непроглядный мрак.
И вечность…

Лекарство от всего
(апокалипсическая зарисовка)

Когда мы создали первых имуноботов, никто не подозревал, чем обернется такое стремление к вечной жизни. Всего четыре года назад наша команда ученых открыла «рецепт бессмертия», а сейчас я сижу в пяти метрах под землей и трясусь от страха, ожидая неминуемой расправы в любую минуту.
Сложно представить, что все это случилось по вине микроскопически мелких роботов-чистильщиков. Мы запрограммировали их на очистку организма, в который их вводили через специальную инъекцию. Это одновременно являлось лечением уже имеющихся болезней и профилактикой возможных. Это подавалось как научный прорыв, одно из величайших изобретений человечества. Телевидение трубило во всеуслышание: «Мы победили все болезни! Теперь мы сможем победить и смерть!» Политики соревновались, обещая сделать имуноботов доступными всем слоям населения. Народ выстраивался в огромные очереди за инъекцией. Медицина свелась к одному уколу, что сильно пошатнуло троны фармакологических королей, а некоторых и вовсе с них сбросило.
И всё же наша вина не в создании имуноботов, а в поспешном начале продаж. Ведомые жаждой наживы, мы решили не дожидаться результатов долгосрочных исследований. Прибыль была той единственной целью, которую мы преследовали. Конечно, мы провели некоторый испытания. Их результаты так обрадовали нас, что мы не могли не рассказать всему миру о нашем изобретении. Нас страшило провалиться на долгосрочных исследованиях и потерять покупателей. И все же мы провалились.
Первые тревожные предпосылки к катастрофе появились спустя полтора года после первых инъекций. Пациенты начали замечать за собой изменения в поведении. Приступы апатии сменялись всплесками ярости. Удерживать стабильное состояние им становилось все сложнее. Позднее эти перепады настроения стали сопровождаться кратковременными провалами в памяти. Пациент обнаруживал себя в разгромленной комнате и не мог вспомнить, как он попал туда и что вообще произошло. Спустя год после попадания в тело имуноботы принимались за память. Сотни микроскопических чистящих машин знали лишь одно: удалять ненужное. Ненужным они сочли накопленные воспоминания, моральные установки и кратковременную память. Побочным эффектом оказалось еще и усиление инстинкта самозащиты до критического уровня, что вызывало вспышки агрессии при малейшем выпаде в сторону пациента.
Постепенно имуноботы меняли способ мышления людей, подстраивая его под себя. Пациенты плавно перешли на бинарный код: либо да, либо нет. Способность рассуждать и анализировать, искать причинно-следственную связь сменились ожиданием и отражением опасности.
Мы старались скрыть эти побочные эффекты в первую очередь потому, что использование таких плоскомыслящих людей в качестве пушечного мяса было очевидным и заманчивым. Но естественно власти узнали об этом в течении нескольких недель после того, как мы связали симптомы и причину. К тому времени большинство населения уже получили инъекции. Правительства с легкостью стравливали целые народы одним лишь сообщением о готовящейся с той или иной стороны атаке. Мы лихорадочно искали способ перепрограммировать, отключить или хотя бы извлечь имуноботов. Но все тщетно. Волк Фенвир был освобожден, и ничто уже не смогло бы его остановить. Гигантская пасть его смыкалась на горле человечества.
Немногим, сумевшим избежать инъекции приходилось скрываться в подвалах и катакомбах. Их так же во всеуслышание объявили врагами, и послушные носители имуноботов с присущим их плоскому мышлению рвением буквально охотились на них. В конце концов лишь небольшая группа свободомыслящих сумела найти относительно надежные пристанища в старых бомбоубежищах. Двери в них закрывались достаточно плотно, чтобы противостоять напору «послушных» в течении довольно долгого времени.
В одном из таких бункеров повезло укрыться и мне. Признаю, поступил я не слишком благородно. Когда правительство узнало о наших поисках способа борьбы с имуноботами, на нас так же была открыта охота. Всю мою команду, включая меня, притащили в подвал одного из правительственных зданий. Обстановка там напоминала камеру пыток и псих.лечебницу одновременно. Было понятно, что это наше последнее пристанище — оставлять в живых нас явно никто не собирался. Улучив момент, я сбежал, не думая о своей команде, о тех, с кем я работал и кто по сути понес наказание из-за меня. В тот момент меня волновала только моя собственная шкура.
Я пробрался в один из многих особняков, пустовавших тогда потому, что их хозяева оказались в мясорубке войны всех против всех. Хозяева этого особняка на мое счастье оказались невростениками. У них в подвале был устроен бункер на небольшую семью. Это бомбоубежище стало моим домом на долгое унылое и тревожное время. Сидя в нем, я много думал о подлости моего спасения, об оставшихся там, на поверхности, друзьях и соратниках, но вернуться им на выручку так и не решился. А за стенами воцарился хаос. Так называемые «послушные» перестали быть таковыми. Имуноботы в их телах и разумах видели опасность в каждом, кто хоть как-то от них скрывался, будь то те, кто прятался в катакомбах или за высокими заборами правительственных зданий. Мое пребывание под землей стало невыносимо напряженным, когда даже телевидение прекратило освещать царившую на поверхности истерию.
Из своего бункера я пытался найти голоса «вольнодумающих» на радио волнах. Иногда мне это удавалось. Обычно тех, кто выходил в эфир, быстро отыскивали. С такими безрассудными смельчаками расправлялись быстро и жестоко. Ведь теперь отсутствовали какие-либо моральные или юридические ограничения. Каждый видел угрозу в каждом и старался обезопасить себя, устранив источник этой опасности. Кровь пропитала землю.
Вскоре безрезультатные попытки нащупать на радио волнах хоть какие-то признаки здравомыслящей жизни подтвердили мои опасения: все, я остался один. Из-за моей жажды наживы в мире остались лишь ведомые слепой яростью «послушные» и я. Сейчас я сижу и пишу этот своего рода отчет в своем бункере на грани между истерикой и сумасшествием. А снаружи раздаются удары чего-то тяжелого по двери...
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
Group Icon trawen
сообщение 16 Октябрь 2012, 03:01
Сообщение #3


неофит
Группа: редакция goths.ru
Сообщений: 16
На портале:
0д 11ч 27м 35с

Моя галерея
Мой профиль



Интересно...

а почему не печатаетесь в http://almanahgorod.ru/ ?
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать
Group Icon Ekaterina (Lorelei)
сообщение 16 Октябрь 2012, 10:31
Сообщение #4


неофит
Группа: готы
Сообщений: 3
На портале:
0д 17ч 42м 23с

Моя галерея
Мой профиль



Признаться, узнала о нем совсем недавно. В этом году пробую там напечататься.
User is offlineМини профильPM
Go to the top of the page
+Цитировать

Reply to this topicСоздать новую тему

Collapse

> Похожие темы

Тема Ответы Автор темы Просмотры Последнее действие
Нет тем для вывода


 




© 2007-2017 GOTHS.RU